Дни нашей жизни
Эта безумная идея пришла, когда мы говорили о именах. Даша спросила, какое имя подошло бы к ней. В первую очередь ее интересовали, конечно, гриновские имена - Молли, Дэзи, Тави. Я признал, что Молли хорошо гармонирует с ее кудряшками. Но... Вдруг я понял, что Дашино имя выражает самую ее суть. Даша, переименованная в Катю, в Наташу или даже в Молли, перестанет быть собой, превратится в незнакомую девушку. О чем я немедленно и сообщил ей.
Тут-то Дашкины глаза и сверкнули голубой молнией. "Представь, что я - Тамара", говорит она. "Не могу: Тамара - черноволосая, плотно сбитенькая, с хиппацкой стрижкой, лошадиным лицом и стервозным нравом". Но в Дашку вселился чертенок, которого я называю Хулиганкин. "С этой минуты называй меня Тамарой..."
Я читал, что Даниил Хармс как-то написал: "Сегодня мне надоело мое имя. Даниил Чармс".
...Потом - Дашка пришла ко мне на работу. Был обеденный перерыв; я честно умял три четверти свертков, принесенных ею (над нами посмеивались - вот заботливая, мол, жена, - не забывая клянчить, что повкуснее), мы уединились на задней лестнице, уселись на ступеньках и болтали, держась за руки.
Дашка вскакивала и хлопала в ладоши от вдохновения. Мы обсуждали один эротический сон, который снился нам уже несколько раз, а недавно спровоцировал нас на незабываемый секс во сне. Суть его - в девушке, которая - и Даша, и не Даша одновременно. Мне снится, что я хочу, смертельно хочу эту девушку, и запретность измены придает желанию немыслимую сладость, а Даше, что она - не совсем она, что ее душа вселилась в чужое тело, и ей безумно хорошо оттого, что это тело - не нее, и что я вожделею ее - в нем. Чужое девичье тело, в котором она очутилась, страстно возбуждало ее...
Тут-то и возникла идея превратить сон в явь, а Дашу - в Недашу. Идея, ослепив нас своей невозможностью, развивалась бурно, как снежный ком. Даша решила, что сыграет для меня роль Недаши, изменив все - манеры, одежду, внешность, прическу... Этот проект манил к себе, как запретный плод. Я, войдя в азарт, поддерживал все, только строго-настрого запретил увлекшейся Даше что-либо делать с волосами - ни стричь, ни красить! Дася надулась, но изъявила покорность мне, зануде.
Мы были в ударе. Даша раскраснелась и разлохматилась; с горящими глазками она упоенно вела меня по зыбким туннелям своих фантазий. Наверно, поэтому наш фантастический проект сочинился за десять минут.
Итак, Дашка сию минуту бежит к родственнице, работающей в косметическом салоне, по совместительству - гримерше-любительнице, и та гримирует ее так, чтобы я не узнал. Она же помогает ей подобрать одежду к новому облику. Все это нужно успеть до пол-шестого, когда ко мне на работу зайдет мой приятель, никогда не бывавший у меня и не знавший Дашку в лицо. Она, преображенная, встретит его у выхода, познакомится с ним ("не переживай, тут я все беру на себя"), потом втихаря отправляет мне смс, и я встречаю их в условленном месте. Там он "знакомит" меня с ней, я "отбиваю" ее и веду к себе домой, заодно оценив мастерство ее перевоплощения.
***
План этот был шит белыми нитками, имел множество непредсказуемых неизвестных, и я не верил, что все получится. Дашка доедала последний сверток, заглатывая как удав и суча ножками от нетерпения, затем, не доев, чмокнула меня и убежала. Я только успел крикнуть ей еще раз, чтобы она не вздумала ничего вытворить со своими волосами...
Полдня промелькнуло, как секунда. Пришел приятель, взял у меня все, что нужно, и через полчаса - смс: "k skveriku v 18.30, s soboy jurnal playboy, uhnut’ filinom". Я, сложив бумаги, выключил компьютер, закрыл кабинет, заперся в туалете и попытался ухнуть филином. Этот звук, видимо, озадачил кого-то из сотрудников: за дверцей раздались шаги, которые тут же замерли в нерешительности. Минуту или две продолжалась борьба нервов: шаги ждали, ждал и я. Наконец шаги удалились, я вылез наружу, оправил рубашку и резво побежал к скверику.
Там я купил журнал "Плейбой", который засунул в карман голой бабой вовнутрь - и правила соблюдены, и репутация на высоте, - и стал разгуливать по скверику, приглядываясь к парочкам. Сердце колотилось, как бешеное.
Ни Сереги, ни Дашки нигде не было. Я прошел для верности три раза туда и обратно, приглядываясь к каждой лавочке, затем с досадой вытащил телефон, собираясь писать смс, - как вдруг меня окликнул голос, показавшийся знакомым - "Ви-и-итька!"
Я обернулся. Кричала девица, сидящая на лавке с каким-то парнем. Совершенно незнакомая девица: вызывающий наряд металлистки, чулки сеточкой, хиппацкая прическа, тонны косметики... С ней парень - из типичной публики: бутылка пива, бритая макушка, серьга в ухе...
Я подошел в недоумении. Прошло, наверное, полминуты, прежде чем у меня вдруг щелкнуло в голове - я даже подпрыгнул, - "а это не Дашка, часом?"
Никогда не думал, что смогу когда-нибудь не узнать свою любимую, изученную и обцелованную до последнего миллиметра, тысячекратно отлюбленную в каждую дырочку. Ну, Дашка дает! Какая молодец! И какая скотина, - подумал я с ужасом, ибо осознал две вещи: 1) ее волосы, ставшие иссиня-черными, были покрашены, распрямлены и политы тонной лака - так, что оставшаяся кудрявость создала точную иллюзию перманента. Это был не парик, ибо никакой парик не налезет на ее буйную шевелюру; 2) рядом с ней сидел не Серега, а какой-то незнакомый парень весьма паршивого вида.
Вообще-то немудрено, что я обознался. Дашке неузнаваемо изменили лицо: на носу появилась стервозная горбинка, глазки из голубых стали темно-карими, и вдобавок - узенькими, прищуренными, ротик - бантиком, лицо расширилось. Физиономия вдруг приняла явный татарский вид - таких девушек мы видели в Крыму. У Дашки-то внешность знойная, еврейская - всегда смуглая кожа, прямой нос, кудри, - а тут она превратилась прямо-таки в девицу с симферопольского базара, вырядившуюся на дискотеку. Глаза густо подведены черным, ресницы - противотанковые заграждения, губы вымазаны ярко-розовой помадой... Густенькие бровки ее - нет, не выщипаны, как было испугался я, а просто очень умело подкрашены - так, что стали тоньше и совершенно изменили рисунок. Дашка-то в жизни почти не красится - так, легкий слой помады и тушь на ресницах, и еще она любит какие-нибудь рисунки на лице - рыбки, бабочки, солнышки...
Честно говоря, у меня еще не раз возникли сомнения - точно ли это Дашка; и только когда она заговорила, я узнал ее окончательно. Голос ее тоже преобразился: совершенно другие интонации - манерные, завлекательные, - но все-таки я узнал бы его в любое время суток.
- О! Ходит мимо, не узнает, блин... - томно-смеющийся голос в точности подражал девицам со скамеек - Как жизнь молодая?
Я решил вести свою игру - сделал вид, что всерьез не узнал ее:
- Привет. А ты кто?
- Мать моя женщина... Ты чё, не узнал меня? Офффиге-е-еть!.. Я в шоке! (все это перемежалось очень правдоподобными взвизгиваниями, междометиями и хихиканьем) - А ну, смотри мне в глаза! (я послушался) - Вспоминай... И чё? Головой ударился типа, да? Забыл, кто с тобой на дискотеке до офигения прыгал? Кого ты на мотике катал?
- А-а, - говорю, - ёлки-палки...
- Чё, вспомнил Тамарку? Нельзя забывать такую женщину! Даже если косой был в думпель. Садись-садись, гостем будешь (я послушался) - Ё-моё, Жека и Витюня - на одной скамейке, и я типа с ними. Пипец!.. Три тополи на Плющихе, блин. Я вся такая счастливая... И Жека рад, что Витюня пришел, - правда, Жек? По глазам вижу... (Мрачный Жека ничем не выразил своей радости). - Витюнь, знакомсь, это Жека. Реально клевый пацан!
Я протянул руку, и Жека развязно пожал ее, мрачно глядя в сторону.
- Где ты познакомился с Тамарой? - спрашиваю у него.
- Где надо, там и познакомился, - ответствовал Жека, смачно сплюнул и заржал, будто бы удачной шутке.
Дашка-Тамарка защебетала:
- Ой, это ваще... Иду я, короче, вся такая (показывает, какая именно), иду - под ноги не смотрю, короче, - и типа ПАДАЮ!!! Пипе-е-ец, короче! И, блин, сижу вся такая, типа, охуеваю прямо - жесть, короче! Ногу типа ударила, коленку - боли-и-ит! (тут она сморщилась и жалостливо потерла сетчатое колено). Короче, сижу на асфальте, а тут - Жека. Пацаны все мимо идут, короче, - а он подходит такой, поднял меня, юбку поправил... Я ж упала, короче, а юбка задра-а-алась!.. - Тут Тамарка прыснула, закрыв лицо руками - это очень правдоподобно вышло, по-девчачьи - и застонала от смеха, покачиваясь туда-сюда. Видно, Тамарка Дашку насмешила...
Я не верил ни глазам своим, ни ушам. Именно тогда я понял простую, как апельсин, вещь: какой гениальный человечек моя супруга. Рисование, стихи, проза, танцы, общение, любовь... (ибо это - тоже талант!) - а еще и актерство!
- Ну, мальчики, - сказала Тамарка, отсмеявшись, - теперь вы меня развлекайте. - И развалилась в картинной позе: нога за ногу, мини задрана до трусов. Жека облапил ее за талию, и это мне не нравилось: Дашка никогда не отличалась чувством меры. На пальце у нее не было обручального кольца, и это мне тоже не нравилось. Самое невероятное, что она и в этом жутком виде - на голых ногах чулки-сеточка, ультракороткая мини в обтяжку, из-под нее кружевные трусики торчат - была удивительно привлекательной и сексуальной. Черт, откуда же взялся этот кошмарный Жека - вместо тихого, подходящего Сереги?
- Ну, говорю Жеке, - ты, можно сказать, спас ее!..
Тут Жека сгреб Тамарку еще крепче, изображая всем видом решительность, смачно сплюнул - и произнес:
- Короче, слухай сюда, бля. Короче, у меня времени нет, бля, такое дело, надо идти, бля. Томк, пошли ко мне, бля... иззини (это мне) - ты типа культурный, да? А мы тут по-простому, бля, без це-ре-моний, бля. Пошли, Томк, у меня классно, бля, реально говорю, тебе реально понравится. А ты (снова мне) не скучай тут, бля... типа журнальчик полистай... - И Жека сипло, мрачно заржал. Он был под хорошей мухой.
Дашка снова защебетала - Ну чё, мальчики, давайте посидим, пообщаемся!.. - но в голосе уже звенела тревога.
Жека поднялся и стал тянуть Дашку с собой. Она сопротивлялась, отчаянно пытаясь разрядить обстановку - Не, ну я хочу посидеть еще, ну Жека...
Доигралась, подумал я, и говорю Жеке: - Ты видишь, дама не хочет с тобой идти...
Жека взбеленился:
- А ты, бля, кто такой вообще, бля? Ты откуда такой взялся, бля? Иди на хуй, бля! Тебя сюда никто не звал, бля!
- Я звала, - растерянно пискнула Дашка, пытаясь поправить ситуацию...
Игра зашла слишком далеко. Я встал, схватил Жеку за воротник и тихо, внятно произнес:
- Ты, долбоеб недоебаный, бля, хуй тримандоблядский, бля, еби отсюда нахуй, понял?
Это была первая в моей жизни матерная фраза. Дашка ахнула. Жека озадаченно дышал в меня перегаром. Я отцепил его руку от Дашки, схватил ее под мышку и резко рванул со скамейки, - Пойдем!
Дашка ойкнула, но я тащил ее, как тряпичную куклу, и она волочилась за мной. Жека икал где-то сзади. Я был зол на Дашку, горд собой и переполнен бурными эмоциями неопределенного происхождения. Притихшая Дашка молчала.
- Ну, - говорю, - доигралась, Дашунь? Где ж ты его откопала? И где Серега?
Тут Дашка стала, как вкопанная - я аж забуксовал, - самолюбиво тряхнула кудрями и заявила:
- Ты чё, таки в самом деле, чё ли, головой треснулся? Какой Дашунь, какой Серега? Я Тамарка, Тома, ты со мной на дискотеке позавчера тусил. А Жека мне помог подняться, я упала, я ж тебе говорила.
Голосок у нее был звонкий, вызывающий. Я посмотрел на нее. Носик задран, вся - сплошное правдоподобное недоумение, и только в глубине глаз притаился Хулиганкин - сыплет искорками.
Тут у меня закружилась голова. Я в очередной раз спросил себя - Дашка передо мной или нет? И... не смог определенно ответить. Наваждение какое-то! По всему видать - Дашка, - но эти манеры, и лицо, и все-все-все...
В любом случае надо было продолжать игру. Я сказал:
- Нет, я все помню. Это я пошутил. "Доигралась, Дашунь" - это цитата, фраза из одного фильма. А что, тебе нравится Жека?
Дашка-Тамарка сразу убрала боевой вымпел и пошла со мной:
- Жека? А чё? Нормальный пацан! Ревнивый только сильно. И пива налакался, пока мы общались. А чё, мне нравятся такие!
- Какие?
- Такие... решительные. Не, он нормальный. Только слабонервный, блин, какой-то. И чё это он на тебя?!..
- Ну как же: он расчитывал сегодня вечером на гарантированный секс. Предвкушал, радовался. А тут какой-то Витюня пришел и все испошлил.
- Сэ-э-экс? С кем это?!
- С одной нашей общей знакомой...
- С ке-е-ем? С Танькой, чё ли? Ну не, я не такая.
- А какая?
- Ну... я люблю, когда слова разные говорят, подарки там... А ты клево его отшил, я так не умею (загадочно улыбается и жеманно жмется к моей руке). Научи меня!
- Как-нибудь в другой раз...
Я понимал, что говорю с ней, как говорил бы с простой, как кресло, девицей с улицы, каких пруд пруди; с Дашкой-то мы общаемся совсем иначе. Двойственность игры уже начинала сводить меня с ума.
Мы беседовали так всю дорогу - до самого дома:
- А куда мы идем?
- Ко мне домой.
- Домо-о-ой? А... мне понравится у тебя?
- А это ты поймешь на месте.
- А... чё мы у тебя будем делать?
- Играть с моим плюшевым медведиком.
- С медведиком? И-и-и... - она залилась визгливым девчачьим смехом.
По дороге мы узнали друг о друге много интересного. Тамарка сообщила мне, что учится в Академии Международных Отношений; через поминуты она, правда, призналась, что "сбрехала", а на самом деле она - всего лишь десятиклассница, но "ведь я так взросло выгляжу, что не верят". Я рассказал ей, что торгую бананами, а на дискотеки хожу потому, что "там бывает много красивых девушек - вот как ты". Тамарка закокетничала - "я красивая, да?"
Когда я открывал дверь - вдруг похолодел: мне почудилось, что из комнаты сейчас выйдет настоящая Дашка... Открыл. Тьфу! Никого... Впустил Тамарку, и буквально в ту же минуту зазвонил мобильник.
"Дашка!" - была первая глупая мысль... Но нет - это приятель (не Серега, а другой, Андрей) - ему нужно кое-что, и он спрашивает, дома ли я.
- Томочка, - сказал я, когда повесил трубку, - сейчас ко мне зайдет мой приятель. Я скажу ему, что ты - сестра моей жены. Двоюродная. Так нужно.
- Вау, у тебя есть жена? - удивилась Тома. - Красивая?
- Ты красивей, - сказал я.
***
Андрей бывал у нас, три или четыре раза общался с Дашей, причем однажды видел ее совершенно голой (на последнем ее дне рождения, описанном мной в рассказе). Я специально устроил Тамарке... или Дашке? - это испытание; притом - в глубине сознания шевелилась мысль, в которой пришлось отдать себе отчет, - "уж Андрей-то точно узнает Дашу, если это она..."
Глупости! конечно, это она. А вдруг... бывают же люди, похожие друг на друга. Вот наваждение!.. взять бы, да и прямо спросить у нее: "Даш, это ведь ты?" Но нет, нельзя: испорчу всю игру, выставлю себя занудой...
Я накрыл на стол, выставил немного всякой всячины - угостить Тамарку. Мы говорили о том, что каждый из нас любит покушать - когда раздался звонок.
Я вышел встретить Андрея, завел его в комнату и представил ему Тамару:
- Андрей, знакомься, это Тамара, Дашина двоюродная сестра. Приехала из Симферополя, - зачем-то добавил я.
Андрей смотрел на Тамару, а я - на него. Полсекунды напряженной тишины - и... я увидел, что взгляд Андрея - типично-мужской: оценивающий, раздевающий - и не более того.
- Очень приятно, - сказал Андрей, - какие персики зреют в Симферополе, однако! А где хозяйка дома?
- Она у родителей, - наврал я, - а мне прислала зама, чтоб не скучал.
- С таким замом разве можно заскучать? Тамара, а можно вас называть Томой?
Андрей был знаменитый бабник; до моей женитьбы мы с ним даже конкурировали. Тамарка все это время улыбалась - жеманно-стеснительно, как и любая среднестатистическая девица, которую знакомят с новым парнем. У Дашуньки я никогда не видел таких улыбок. Нехорошее предчувствие укрепилось, обдавая холодком нутро. Что за оборотень сидит у меня в комнате?
Андрей влип в Тамарку, как муха в варенье, и мы минут 40 болтали, потягивая банановый ликер. Тамарка отчаянно кокетничала; охмуренный Андрей сказал ей "вы не похожи на свою сестру, вы - такая необычная" (тьфу!), и холодок под ложечкой усилился.
Тамарка выбрала для Андрея совсем другой тип поведения: никакого жаргона, никаких "типа", "короче" и "я вся такая" - длинные, неуклюжие, но "умные", с ее точки зрения, фразы, направленные на скорейшее завоевание его симпатий - "А мне нравятся фильмы, где есть высокая идея про любовь там или про философию... Аватар, например, - очень глубокое кино, я прямо прозреваю..." Андрей умиленно протирал очки.
Скоро, однако, он свалил, сделав неудачную попытку добыть Тамаркин телефон, и мы остались одни. Тамарка как-то сникла, а затем нервно засобиралась домой. Меня это будто током подстегнуло. Да что ж это такое, думаю. Нет, ты не уйдешь отсюда, - до тех пор, пока...
А Тамарка все рассказывает, как ей пора домой - а сама вертится перед зеркалом, охорашивается. То так поправит блузку, то эдак. И на меня поглядывает - стреляет темными глазками, мучает.
Потом говорит: я сумочку на диване забыла. Я - в каком-то ступоре. Идет к дивану, взяла сумочку, я - за ней. Подошел вплотную, как-то неожиданно близко, пересекся глазами с ней...
И - тут на меня напал бес. Я повалил Тамарку, которая визжала и брыкалась (не слишком рьяно), и задрал ей мини, которую и задирать-то особо не пришлось. Под ней - белые кружевные трусики, какие Дашка никогда не носила, и - умопомрачительные голые ноги, обтянутые блядскими чулками-сеточкой. Я потянул их вниз - сетка не сползала; я никогда не имел с ней дела и понял, что потерплю сейчас сокрушительное фиаско. Взгляд мой остановился на ножницах, удачно забытых на полке; удерживая Тамарку, я схватил ножницы - и чуть не оглох от дикого визга. Тамара издала какой-то звериный вопль, отползая от меня с несусветным ужасом в глазах.
- Чего ты орешь?
- Ты... Ты что? Хочешь меня зарезать?
Я не выдержал - фыркнул, разбызгав фонтаном слюни.
- Нет, хотя не помешало бы. Всего лишь хочу подкорнать кое-что из твоей одежды...
Мы боролись недолго - полминуты, не больше; скоро я схватил и сжал обе ее руки, ногами зажал ступни - пригодились навыки семилетней давности, - а свободной рукой орудовал ножницами, стараясь не порезать Тамарку. Она перестала дергаться, отдавшись мне. Чик, и в сетке дырища; я запустил туда руку, тронул трусики - и обнаружил, что они мокрые, хоть выкручивай; замирая, залез под них, щупаю киску - она вся в слизи, будто намыленная. Ах, вот какие мы девочки! Значит, можно не стесняться... Снова взял ножницы, аккуратно залез под трусы, чик - перерезал их под киской... сердце стучит... откинул лоскут - вот она, кисуня! Розовая, клейкая, блестящая от соков. Вернее - это у Дашки была киска, а это - пизденка, пизда, наверняка разъёбаная дюжиной мальчишек... СТОП: Дашкина киска была пушистой, вся - в нежных каштановых волосках, я не разрешал брить... а эта - БРИТАЯ! ЭТО НЕ ДАШКА!!!
Я почувствовал себя сумасшедшим. Девчушка, лежащая передо мной с голой, по-блядски выбритой пиздой, часто-часто дышала, слегка всхлипывая. И тут я в каком-то пароксизме безумия - будь что будет! - оголил свой инструмент любви и, подтащив Тамарку поближе к краю, вошел в нее, чувствуя, как во мне нарастает звериный кайф. Пизда была такой мокрой, что чавкнула громко, как вантус, а член скользнул в нее "на лету". Девчушка охнула, не говоря ни слова, и только пронзительно глядела на меня.
***
Я ебал ее так, как давным-давно, до женитьбы, ебал распутных девок. Давненько я не позволял себе такого секса - грубого, брутального, напористого... То, что девушка была сильно возбуждена и буквально текла смазкой, развязывало мне руки: я знал, что ей не больно, и не стеснялся ничего.
Какое же все-таки наслаждение - ебать (не сношать, не совокупляться, а именно ебать) тугую молодую девку, беспомощно лежащую перед тобой, с чмоканьем вторгаться в ее плоть, бодать ее лобком, вжиматься яйцами - и ебать, ебать, ебать до посинения!!! Она смотрела на меня жалобными, широко открытыми глазками, всхлипывала и понемногу постанывала; щеки ее были бурякового цвета.
Я почувствовал, что вот-вот кончу (о, какой кайф!!!), но... нет, просто выебать эту... (мозг отказывался ее именовать) - не то, не подходит; надо... И тут я вспомнил про вибратор. Мы использовали его один только раз: под Новый Год. Дашка от оргазма тогда чуть не потеряла сознание, потом у нее была аритмия, и мы испугались. Вот это - самое то! И я сказал Томке:
- Лежи здесь и не вздумай шевелиться. - А сам, не заправляя скользкий, будто мыльный член, побежал за вибратором и презервативом. Проверил батарейку - работает, - дрожащими руками надел все, как надо - и побежал к Томе. Она лежала в той же позе, пиздой наружу, грудь её высоко поднималась и опускалась. Щас еще выше подымется, подумал я, влез членом в ее пизду - и запустил вибратор на первый режим. О-о! Глазенки расширились, - зашевелилась, завыгибалась!.. То ли еще будет! А как сладко вибратор зудит на члене - будто нежная паутинка окутывает и проникает сладкой нитью в тело... Рраз! И еще раз! и еще!! А, запела, душечка! Подала голосок! Ну, погоди у меня! И включаю второй режим.
Моя девочка дернулась, как от боли, изогнулась дугой, глазки на лоб вылезли... ааа! Вот тебе, и еще, и еще - рраз, рраз!!! О, как смачно яйца шлепаются об это тугое тело!.. Погоди, еще будет третий... но третьего не было: Томка, выпучив глаза так, что я испугался, открыла рот во всю ивановскую и зашлась в невообразимом потоке урчания, всхлипывания, стона и хрипа. По малиновым щекам ее текли слезы. Во мне что-то шевельнулось: так хрипеть во время оргазма умеет только Дашка. Неужели?.. но тут подоспел и мой оргазм, и я забыл обо всем на свете, разрывая Томку, себя и весь мир вибрацией и пылающим членом...
***
Я выебал ее всласть, досыта, до краев, до последней капли - пока член был твердым, а Томку выгибало и трясло. Только после того, как эхо последней конвульсии отпустило ее, а обмякший член будто бы перестал принадлежать мне, я с чмоканьем вышел из нее. Снял вибратор, лег рядом...
Молчание. Полнота-пустота, бездонная сытость и полное отсутствие мыслей.
Затем - Тома пошевелилась, застонала...
И я говорю ей, холодея:
- Я же просил: не порти волосы! Эх ты, игрунья... - и запустил руку в ее шевелюру, жесткую от лака.
Жуткая пауза: полсекунды, а может быть, вечность.
- Это не я... - донесся виноватый голос. - Это Хулиганкин.
Я повернулся, встретился взглядом с глазками - усталыми, нежными...
Они, может быть, были немного другой формы и другого цвета, - но это были они: родные, лучистые, Дашкины. И как я этого не замечал?
А впрочем, я знал это все время.
- Это однодневная крем-краска, не бойся. Она очень быстро смоется, за один присест. - И Дашка подползла ко мне, обняла меня в своей киберпанковой блузе, потом ойкнула, - Чуть не забыла... Уже ж можно вытащить! - и извлекла из-за щек резиновые вкладки, - Фулюган ты! Вредитель! Попортил даме одежду, - и с сожалением ощупала рваный край трусиков. Потом снова обняла меня - крепко, благодарно, - и спросила: - Хорошо поиграли?
***
Мы так устали от впечатлений, что заснули на месте, успев только сделать необходимое - сбросить одежду и вытащить цветные линзы из Дашкиных глазищ. В ту ночь я особенно благодарно вжимал в себя родную наготу...
Наутро я повел мою актрису - с лицом, наполовину Дашкиным, наполовину Томкиным - в ванную. Там она остановилась перед зеркалом, намазала лицо какой-то пеной, потом взяла ватку, стала стирать - и стерла сразу половину носа, а из-под замазки обнажилась дюжина пластырей. Оказывается, тетя Женя натянула ей глаза, рот, ушки, совершенно изменив форму лица.
Я торопил ее, не на шутку переживая за волосы. Наконец, когда последний пластырь был отлеплен, а последний миллиметр век очищен от теней, я водрузил брюнетку с Дашкиным лицом в ванну и вступил в борьбу с "однодневной краской".
Тётя Женя, слава Богу, не соврала: краска действительно смывалась, хоть и не "за один присест". Я смыл с Дашкиной шевелюры десять или двенадцать порций мутной пены - от черной до светло-пепельной, - и снова и снова мылил ее бедовую головку - пока пена не стала белоснежной, а волосы не приобрели родной медно-бронзовый отлив.
Наконец Дашка, чистая, мокрая, торжественно снизошла из почерневшей ванны на пол. Я насухо вытер ее и повел завтракать. Все-таки - какое удовольствие: мылить Дашкину шевелюру, густую, как у гималайского мишки!..
***
Мы еще долго обсуждали нашу игру. Оказывается, когда Серега выходил, Дашка решила упасть, чтобы привлечь его внимание. Но Серега взял да и прошел мимо, а к Дашке подбежал прохожий - Жека. Он, когда трезвый, оказывается, еще похож на человека, но Дашкино внимание снесло ему крышу, и он перестал понимать, где север, где юг. Вероятно, образ, который Дашка создала себе вместе с тетей Женей, взволновал бедного Жеку куда больше, чем Серегу - интеллигентного тихоню.
- А почему - именно такой образ? - спрашивал я, - Почему курва Тамарка, а не, предположим, ученая философиня Стася? С указкой и в очках?
- Во-первых, она не курва, - обиженно тянула Дашка, - а во-вторых, я хотела, чтобы ты меня не узнал. А ведь ты меня не узнал, ну признайся же, ну признайся, - и она пихала меня в бок, а из глазищ подмигивал Хулиганкин. Я отшучивался и отводил взгляд.
- А ещё - я очень рада, что ты меня так... - она запнулась, порозовела и сказал все-таки: - изнасиловал. (Я был убежден, что она хотела вначале сказать "выебал") - И продолжала: - Я ведь знала, что ТАК будет. Знала и хотела. Потому и, - она подмигнула, - потому и Томка, а не Стася. Мне ведь давно хотелось сладенького - еще когда ты вел меня по аллее. Эта мини, и чулки, и все - оно знаешь как голову кружит?!
- А Жека? - коварно спросил я.
- И Жека, - ответила Дася, порозовев еще больше. - Кроме того... знаешь, вот эта двойственность - что я и Даша, и Тамара - вот это кружит голову, как не знаю что! И то, что ты смотрел на меня, а хотел Тамару... Я ведь побыла Дашей в Тамарином теле - как в нашем сне!
- А кто тебе выбрил киску?
- А... а... не все равно? - пролепетала Дася, покраснев до корней волос.
- Ну все-таки? Была такая миленькая пушистая кисуня, и вдруг - бритая, как у настоящей Томки!..
- Ну, так... все составляющие образа должны быть в гармонии! Я же знала, что ты туда доберешься! А ТАМ я тоже должна быть Томкой, а не Дашкой...
Оказалось, что ее побрила помощница тети Жени, молоденькая девчушка. Я так и знал. Даська страшно стесняется своего влечения к женщинам, но время от времени старается невинно его удовлетворить, организовывая себе легкие, но волнующие впечатления. Иногда я помогаю ей...
- Ну, сама виновата! Теперь - терпи, отращивай! Мне в моем доме не нужны лысые кисы...
Самое смешное, что Андрей крепко запал на Томку, и долго еще приставал ко мне - спрашивал то телефон, то аську, то фотографию. А я Дашку в этой роли даже сфоткать забыл...
